Я наконец-то в городе, основанным государем Петром Великим, среди каменных мостовых, гранитных набережных, среди публики, одетой по последней моде и словно сошедшие с картинок модных журналов. Даже холодный осенний дождь здесь кажется к месту, а пока добираешься до Петербурга, кажется, что такая погода - сплошное наказание. Пешком, кажется, и то дойти проще, если бы не мой сундук, который успел сменить несколько телег, и сколько раз я пыхтел, приподнимая угол крестьянской телеги, чтобы вытащить из дорожной ямы застрявшее колесо. Но вот я и в городе, сезон росписи стен и храмов закончился, зато начинается сезон театров и выступлений. Господа хорошие вернулись из летних резиденций в столицу, загородная жизнь стала слишком уж скучной, когда дожди, грязь да распутица, тяжёлые кареты вязнут в месиве грязи, урожай на полях уже собран и даже сено вывезено чтобы не сгнило. а здесь, в столице, запахи сдобы, смешивающиеся с ароматом из парфюмерных и циролен, ко всему этому добавляется аромат щей и солянки, ухи, кажется, сейчас сойдёшь с ума от аппетита, как снова дует свежий ветер, унося куда-то в сторону смесь запахов. Да что мне беспокоиться, сегодня утром я уже снял комнату на втором этаже в доходных нумерах некоего купца Пшеничникова, на окраине Петербурга, с внутренним двориком, закрытым решётчатыми воротами. Удобный домик на самом деле. Можно даже столоваться по утрам, не беспокоиться о том, чтобы искать где позавтракать и идти трудиться не на пустой желудок. Конечно, и в театре накормят, но это будет уже в обед, а на что, так на аппетит я не жалуюсь. Мы спорили, я и управляющий, в конце концов я хлопнул шапкой об пол, заплатил за полгода вперёд, денег у меня сейчас много, я почти не тратился за время росписи двух храмов и одной стены, господа хорошие платили щедро, и я полагаю, остались довольны моим трудом. А может, настанет день, когда я полностью познаю искусство иконописи, всё таинство, присущее им.
  "А чтож до сих пор женой не обзавёлся" спросила меня как-то девица на подворье у господина действительного тайного советника Любомирского. Впрочем, она бы и не оставила двор. И тем более, кто ж её отпустит? Она крепостная. Да и простая слишком для столицы. Как сядет лузгать семечки посреди театрального дворика, вызовет кучу удивлённых взглядов сначала в свою сторону а потом и в мою. И я представил себе окружение. "Не знаю что такое театр, но будешь смотреть на девок глаза выцарапаю". А иногда актрисы появляются на сцене в весьма откровенных нарядах, отображающих ту или иную далёкую эпоху. Древний Рим там или Грецию с пантеоном богов. Или мавра Отелло с Дездемоной. Вспоминается, как слышал хвастовства господ "с хорошенькими актрисами знаком". Театр жив своими событиями.
  И как только мне помог затащить сундук в номер большой суровый и угрюмый бородатый мужик, местный дворник, с недобрым взглядом, как я поспешил в театр. Я даже оставил пятак медью ему выпить лишнего стакана чаю, на что он мне ответил, что каждый вечер сам ставит самовар и может сам чаю налить. Да что же не зайти к дворнику. Поговорить, если нет ничего, что нужно ночью делать в театре. Подняв воротник чтобы не задувало, я поспешил в театр. пора окунаться вновь в эту суетливую жизнь, где посвящение искусству видишь с изнанки. Как репетируют, пытаются придать выражения стихам, спеть, сыграться в оркестровой яме, узнать байку - другую из театральной жизни или быть свидетелем оной. Забылась ли история Синей Бороды? Актёр Чижов-Пыжов, который сначала ходил к его поклоннице, страстной любительнице театра и жаждущей увидеть его игру только для неё... Я успел позабыть, в чём там дело, да только рассказ заканчивался тем, что он бежал по улице и палил из бутафорского пистолета вслед её мужу, перепугал того до полусмерти, а потом едва не сорвалось представление с его участием, поскольку он так увлёкся бегом что налетел прямо на жандармов...
  Да, жизнь в театре кипит, а мне повелевают оформить декор, этакую лунную ночь, да не здесь а в Италии, далёкой солнечной стране. Где же я возьму вам Италию? Говорят, что нужно сходить в картинную галерею, а потом вспоминают что можно посмотреть на картину одну прямо в театре, она где-то там в бельетажной, посреди других картин. Помогают найти её и притащить в мастерскую. Смотрю, небо такое ярко - синее, руины замка, речушка, холмы, дорога. А ещё помост нужен, разрисовать как часть стены, где будет петь тот самый Фигаро или как его там, да не забыть сделать проход для суфлёра. Хм, как там песню подсказывать-то? Ладно, не моего ума дело.
  Раскладываю краски, кисти, инструменты, думая, что за ночь управлюсь, не настолько тонко надо проводить работу, не требуется слишком уж большое сходство или чтобы всё выглядело "как живое", опустится это, поднимется, а уж как надо, сделаю. Всё будет хорошо. И прямо на сцене. До того как всё будет подаваться на сцене пройдёт неделя, так что времени предостаточно. Делаю наброски, и уже начинаю размазывать синюю краску, изображая небо. Много времени это не занимает, наношу круг, изображающий Луну, разбрасываю горсть звёзд, и уже отхожу полюбоваться работой. Добавляю немного серого на изображение Луны, так она выглядит правдоподобнее.
  - Да чтоб тебя! Плутарх! Плут!
  Вот это точно большая подлость со стороны случая. Большой театральный любимец, серый кот Плутарх, или, как мы его называли, Плут, обычно спокойно разгуливал по дворику театра, ему скармливали кусочки рыбы и мяса, иногда он приходил с задушенной мышью, сегодня, видимо, решил укрыться от непогоды, и не где-то, а на подмостках.
  - Лучше б ты на Отелло свалился...
  Да, зал бы полёг со смеху а Дездемона осталась бы жива. Но вот он спрыгнул на столик с красками, опрокинул их с подмоска, я слышу глухой стук и всплеск. Поздно ругаться, и, похоже, я не один пострадавший. Слышу приглушённый женский вскрик, выглядываю вниз, и, наверное, это большая удача, что краска свалилась не на голову. Я не вижу, что там в полумраке коридора случилось, там, откуда должны заходить актёры на сцену, теперь большое белое пятно.. Да...