Туман, вечный спутник Лондона. В августе уже начинает холодать над Темзой, и, ненадолго отступающий в июле, он вновь окутывает ночью улицы города, каменистые мостовые, парки и набережные, делая неясными огни фонарей, свет из окон и огни святого Эльма, возникающие на крестах мрачных силуэтов церквей. И невольно так напоминает, что ты - тот самый "рыцарь плаща и кинжала". Разве что уже прошли времена, когда можно получить кинжал между лопаток. Но здесь не для всех. Днём ты так спокойно выходишь прогуляться по паркам, избегая ходить около стен зданий. Того и гляди, что выльют на тебя сверху содержимое ночного горшка. Иногда сам видел. Всё же за это потом обычно следует визит полицейского и солидный штраф. Но кто знает, ты больше озабочен тем что стремишься отскочить от стены здания, чем спешно поднимать глаза наверх, а потом уже и ставни заперты. Старые районы Лондона этим грешат и около зданий не ходят. Да там вообще лучше не ходить. Правда, иногда надо. Но вот я выбираюсь. Целый. Невредимый. И незапачканный. Расставшийся с хорошим таким кошельком золотых фунтов, но человек рисковал. Выкрал то, что я точно захочу купить. Вот только я предвижу, что через какое-то время письма хватятся. Потом будут допросы. Потом огромная просто вероятность, что вор расколется. И расскажет, кому он продал. А у меня не получилось сохранить анонимность при встрече. Да, я видел многое. К примеру, как выглядит капитан корабля, которому предстоит проделать путь. И какой путь. Да шиш я скроюсь в здании дипмиссии. И лучше уж выбираться отсюда. Если я всё же стану покойным, какая мне разница, какие извинения будет приносить моему консульству за гибель писаря. Конечно же, они непременнеше отыщут убийцу, которого выдадут. С отрезанным языком, и который убил меня чтобы ограбить или по ошибке. Словом, бежать мне надо. Бежать куда подальше, опережая желающих оставить меня, остывающего, в канаве за то что узнал ну ооочень много. И щедро заплатил за это. Знания того стоят, и возможно, за такое могут пожаловать портретами Александра Павловича в металлических круглых таких, которые везде принимают. Ну мало ли.
  Вот есть у меня этакое предчувствие опасности. Ну чувствую я позвоночником, который холодеет, что не надо мне идти к дому, где я проживаю в одной из комнат. И что даже ради ужина не надо идти в те края. Вот я знаю одного высокого чинушу, но вот побеспокоить его без достаточно серьёзного основания может быть очень дорого. Но эта причина мне кажется очень достойной. Так что я иду в сторону этакого красивого особняка с пристроенным флигелем. Пожить бы в таком, со слугами. Размечтался. Отцовское имение не в моём пользовании, и надо бы найти денег кредитору, изрядно старому, и этому пройдохе, когда-то выигравшему право управлять имением и на все доходы от него. Печально. Но вот за особые заслуги можно получить щедро. Возможно, это именно то. Война с Кавказом только началась, и письмо с указанием, какой корабль следует пропустить аглицким патрулям...
  - Я требую немедленно принять меня. Донесения крайне важны. - Я говорю это сторожу с привратником, после того как грохот медного молоточка по львиной голове заставил выскочить из сторожки двух человек. Выпивали что ли там. Неважно мне это.
  - Завтра я тебя лично вздёрну. Живо сообщи, что прибыл статский советник Самойлов с весьма важными донесениями. - Я говорю раздражённо, ну в самом деле, если письма хватились, то до меня дознаться время пройдёт, конечно, но не столь много. И идти спать чтоб поутру явиться пред светлы очи... И ещё, конечно, есть ещё два часа прежде, чем отплывёт наш курьер из нашей дипмиссии, но вот попробуй напросись на корабль без соответствующей бумаги с личной печатью высокопоставленного чинуши, такого, как этот Любомирский, коего я в глаза не видел. Капитан посмеётся а если будешь настаивать, команда раскачает да выкинет с борта в воду. Словом, письмо от него нужно. И желательно ещё или вексель.Или ещё что-то, чтобы не гадать где разжиться наличными в трактирах или чтоб можно было сменить лошадь.
  Я нащупываю в кармане выкраденное письмо, когда привратник мне хмуро сообщает что меня Их Высокопревосходительство примут.

- Прошу прощения за столь бесцеремонное вторжение, ваше высокопревосходительство, но срочность и вправду велика. Ни для кого не секрет, что в порту Лондона грузится судно, которое должно доставить в колонию оружие. Но, уверен, истинное предназначение никому и в голову не приходит. Вот, прошу ознакомиться с указами, которые мне довелось выкрасть, и, уверен, их скоро хватятся.
  И, думаю, англицкие служащие вспомнят, что некий писарь из русского посольства чуть позже остальных вышел из дверей их министерства. Там были указы, которые предписывали их кораблям беспрепятственно пропускать через Босфор и другие пункты. Конечно, это афишировать не будут, дабы не болтаться под верёвкой за столь досадное разгильдяйство, близкое к измене, но искать меня будут. И за свою жизнь я тогда не дам ни унции. Я, не давший французам заколоть меня штыком и вообще продырявить меня где-то, заколовший саблей или шпагой не менее дюжины противников, не защищён от кинжала в спину. Лучший способ заставить меня замолчать. И что ни говори, но английские шпионы в этом мастера. Заколоть, камень на шею, и в Темзу, где помутнее.
  - И во всём дипломатическом корпусе лишь ваша подпись может поднять с постели капитана нашего судна чтобы он немедленно переправил меня через Ла Манш, ранее, чем запрут порты.
  Я так подумал, что господин Любомирский не единственный, кого мне придётся сегодня тревожить этой ночью, но бумаги сказывают более чем ясно, куда на самом деле должно отправиться это оружие вместе с лёгкими пушками. Тайно доставить оружие горским племенам на Кавказ, где сейчас идёт война. И сколько же крови это попортит генералу Ермолову, я даже не берусь судить. Даже не в Персию а на Кавказ. Тут один выход, опередить по суше. Да и мне после такого только стремглав бежать из Лондона, пока меня не опередили их гонцы. Конечно, во Франции они такие же иностранцы, как и я, что уравнивает шансы, что я доберусь до границ империи быстрее их ищеек.
  Я не отказываюсь от чашки грога, горячего, терпкого, с травами и сушёными ягодами. В Лондоне ночью и вправду промозгло. Чувствую, как возвращаются силы и бодрость, отходит усталость. Да, там стоят наши корабли, есть яхты, не требующие много времени для того чтобы отплыть. А там уже хоть из пушек пали, Самойлов уже далеко, и кто такой Самойлов вообще? Я вообще Козьма Верёвкин, торговал пенькой, помогал купцу, а сейчас еду на юг Франции лечиться на воды, печень, понимаете ли, пошаливает. А сосед наш, купец Демидов, у нас на Урале хвастал, что всю печень за месяц вылечил, дивные у вас, мусью, воды, ой, дивные. Сам так хочу убедиться.
  Но вот для этого во Францию попасть надо раньше, и спешить не на воды, а к границе. Будете искать презренного шпиона Самойлова, а его и след простынет, ваши знаменитые английские борзые след и подавно не возьмут.
  - Мне б покинуть этот туманный остров, да поскорее, ваше высокопревосходительство. Но, видит Бог, если б я мог не тревожить вас, я бы не стал пренебрегать вашим сном, поверьте мне.
  Да, и пока будем пересекать Ла Манш, успеть зашить в надёжное место письмо, которое мне буквально жгёт руки, и охранную грамоту. Ох, поймают меня если с этими бумагами... да что раньше времени переживать, отобьюсь, шпагой да саблей орудовать не разучился.