Купеческое сословие всегда относилось к дворянскому сословию недоверчиво. Считалось даже, что если купец принимает дворянина, то с корыстной целью: хочет либо добиться какого-то подряда, либо выдать дочь за "благородного". Только вот все это были разговоры, да и только. На самом деле, каждый жил так, как хотел, и разница была лишь в том, что о ком-то смели судачить, а о ком-то - нет. Так, например, никто бы в глаза Степану Григорьевичу Захарову, что он дочь свою выдал за князя Самойлова, чтобы поправить собственные дела.
Владислав Степанович знал и понимал, что это было не далеко от правды. Тоже касалось и самого Самойлова. Считалось, что если дворяне женились на купеческой дочке, то это воспринималось, как корыстный шаг. Но разве кто-то посмел бы перечить Степану Григорьевичу в его воле? В отличии от его сына Владислава, Степан Григорьевич более походил на тех купцов, которых называли "бородатыми". Он придерживался устоев, которым был уже не один десяток леток. Вся власть в семье принадлежала старшему. Никто не посмел бы как-то противиться старшему Захарову, когда он решил, что необходимо отдать старшую дочь Викторию за князя Самойлова. Софья Павловна, матушка Владислава, могла только ахать и охать, но вынуждена была полностью подчиниться мужу. Мнение самой Виктории, а также ее брата и сестер, конечно же, не имело никакого значения. Но Владислав отчасти был даже солидарен с решением отца. Владимир Петрович был человеком хорошим, и составлял для Виктории хорошую партию, не только с точки зрения титула и общества, в которое она теперь была вхожа, как княгиня Самойлова.
Софья Павловна поддерживала переписку с дочерью, и тоже в какой-то момент осознала, что решение мужем было принято правильное. Не пришлось по духу оно только Анне и Наталье, младшим сестрам Владислава. Анна, умудрившаяся влюбиться в артиста, сбежала из дома, чтобы ее не выдали замуж также, как и Викторию, а Наталья оказалась крайне осторожна в своем недовольстве. Она тоже была против брака любимой сестры Виктории, но высказывать отцу в лицо все она не стала, хотя Владислав знал, что на отца она была обижена, как и на него самого, за то, что он поддержал подобное решение.
Чуть позже Софья Павловна придумала справляться о Виктории еще одним способом: в поместье Самойловых была одна дворовая, которая приходилась дальней родственницей кухарке Захаровых. Когда-то она служила в доме Захаровых, но Софья Павловна отправила ее вместе с дочерью. Теперь же она постоянно пересылала небольшие письма в Санкт-Петербург о том, как идут дела в поместье. В августе Софья Павловна прознала о том, что Виктория захворала. Эта новость ее крайне встревожила, но говорить об этом со своим мужем она не решилась, поэтому и убедила сына съездить в имение Самойловых якобы с обычным семейным визитом, чтобы воочию убедиться, что с Викторией все в порядке.
Долго уговаривать Владислава не пришлось. Он и сам хотел повидаться с сестрой, потому что последнее время дела занимали большую часть времени. Лето было благодатным временем для дальних поездок, когда дороги не развозило от грязи, поэтому летом Владислав чаще уезжал из столицы по торговым делам. Например, сам только недавно вернулся из Москвы, где проверял, как там работают лавки торгового дома Захаровых. Но с сестрами Владислав всегда был дружен и, как старший брат, привык о них заботиться. Он же и с Анной поддерживал связь, и с Викторией. Поэтому исполнил просьбу матери, направляясь в поместье Самойловых.
Погода стояла теплая, и поездка не должна была доставить каких-либо неприятностей. Разве что пришлось менять лошадей, но в то время Владиславу удалось пообедать в хорошем уездном трактире. Ему вообще такая жизнь нравилась намного больше, чем столичная. Даже Москва ему была милее Петербурга, но Владислав Степанович знал, что для торгового дела жить в столице просто необходимо и очень выгодно.
После обеда и смены лошадей до поместья Самойловых добрались довольно быстро. Владислава дворовые приняли радушно, по коляски и виду поняв, что гость важный. Кто-то даже узнал его, ведь бывал здесь и прежде. Слуги отворили ворота, впустили, но сказали, что барина нет, уехал с управляющим. Сами же они явно были очень озадачены беспорядком, что творился во дворе. Словно собирались все куда-то. Неужто уезжают? Владислав Степанович знал, что у дворян так было положено: зиму они проводили в столице или Москве, весну в Крыму или на водах, лето - в имениях, за городом. А осенью вновь возвращались в столицу к началу сезона. Но где это было видано, чтобы летом куда-то уезжали?
Владислав нахмурился, и хотел было просить провести его к Виктории, чтобы все узнать у сестры. Но не успел. Сначала он услышал топот копыт, кто-то явно приближался к дому, и только потом заметил, кем были два всадника. Одного Владислав Степанович знал мельком и имени его не помнил, вторым же был Владимир Петрович Самойлов.
- Я приехал проведать сестру, - признался Владислав. Это была правда, хотя о том, что матушка все-таки имеет осведомителя в доме Самойловых он решил умолчать. - Хотел было подняться к ней, но смотрю, вы здесь. Рад встречи с вами, Владимир Петрович.
Он протянул руку зятю, улыбнулся. Потом оглядел двор, на котором по-прежнему продолжали собирать вещи.
- Уезжаете? В столицу? - Спросил удивленный Владислав. Кто же уезжает в столицу в августе? - Не рано ли? До вашего бального сезона, вроде как, время еще есть.
Он усмехнулся, признавая, что совсем не сведущ в повседневной жизни дворянского сословия. Но потом все же какая-то тревога охватила его, и улыбка спала с лица.
- Что-то случилось? - Спросил он. Но разговаривать на улице было негоже, поэтому он принял приглашения на ужин. Заодно увидеться и с Викторией. Наверняка к ужину она должна будет спуститься.
