- Пора, кажется, Государь...
- Поклянись, если завтра придётся умереть, то умереть с честью...
- Какой день, великий Боже! И именно в это число! Открыл пакеты, ужасный заговор...

  Николай закончил писать письмо своему брату Константину, в котором просил разрешения о назначении нового главнокомандующего Петербургом. Милорадович убит. И он ещё не привык к тому, что он единолично отныне принимает такие решения. Опаздывает за событиями. Уже когда письмо было отправлено, император только покачал головой, поняв, что это он решает отныне, кто и в каком городе Российской империи будет главнокомандующим, городничим, или иным высокопоставленным лицом, и по его повелению. И даже в варшаве он может назначить главнокомандующего, а не его брат Константин Павлович.
  Фраза за фразой, сказанные за последние дни, беспорядочно врывались в его сознание из глубин памяти. Последнюю фразу он сказал три дня назад, подозвал Бенкендорфа, показав ему бумаги с его собственным расследованием, надёжно сокрытым среди бумаг его старшего брата Александра, безвременно почившего в Таганроге. Александр Павлович, его старший брат, вот уже четверть века державший бремя власти в своих руках, ушёл, оставив ему империю, дав чётко понять, что именно он, а не Константин, должен занять престол после его смерти. Говорил, словно предчувствуя свою скорую кончину. Мария Фёдоровна, вдовствующая императрица, когда-то разрешила неравный брак Константина и Жанетты, но при условии, что он отречётся от престола... И воля Александра, его брата.
  День миновал. Сенатская площадь в крови. В ряде домов выбиты стёкла из окон. По городу вовсю идут розыски и уже доставляются во дворец первые заговорщики. Простые солдаты, сами не понимающие, во что ввязались. Потом ему доложили об аресте Рылеева и Трубецкого. "Кондратий Рылеев на ногах не стоит, у него жар". Сергея Петровича Трубецкого арестовали прямо в доме французского посла, и никакие увещевания не помогли. Государственный преступник. Или вы, месье, намерены укрывать преступника, пользуясь своим положением? Так и арестовали.
  - Я обязательно буду присутствовать на допросе. - Решительно сказал император, вставая. От усталости Николай едва ли не шатался, времени не было ни на отдых ни даже на то чтобы выпить стакан чаю. За весь день ему довелось услышать и крики "ура" в его честь, и крики "самозванец" и "узурпатор". Зеваки на площади пытались добросить до него комом снега, а некоторые и булыжником с мостовой. Перед ним сегодня упало бревно с лесов, и кто там был, кто злоумышленник? За день его пытались убить, но, благодарение Богу, отвёл он смерть от него сегодня. Значит, в божьей воле его царствование. "Я стал императором, но какой ценой? Ценой крови моих подданных". Народ, стоявший перед воротами Зимнего дворца, кричал "ура", когда он зачитывал манифест о восшествии на престол. И народ, стоявший на Сенатской площади, кричал ему "узурпатор", когда он был перед каре мятежных солдат. Вспомнилась атака кирасиров на каре. Вспоминался залп картечью из пушек, и как дрогнул строй. Не сразу. Только после второго залпа. Как перенацеливали пушки после его приказа разбить лёд. не хотелось более проливать кровь, но и пустить их к арсеналу в Петропавловской крепости было нельзя.
  Где Бенкендорф, когда он так нужен? Император помотал головой, понимая, что, если сейчас введут к нему Трубецкого, он не должен выглядеть измотанным, хотя сегодня он чувствовал себя именно так. "Жестокость мне могут простить. Слабость - никогда". Он сам так сказал, отдавая приказ стрелять картечью по строю мятежников. "Вся кровь будет на мне". Тоже его слова. Николай принялся расхаживать по кабинету, стараясь вновь придать своему телу бодрости. Услышал шаги, и почувствовал, как усталость отпускает его. Надолго ли?
  - Анатолий Петрович?
  Да, это Любомирский, помощник Бенкендорфа. Тоже, наверное, едва держится на ногах. Хочется сразу засыпать его вопросами, что происходит, каково самочувствие Рылеева, как ведёт себя Трубецкой? Найден ли Оболенский? Ещё сегодня днём Николай говорил, что не желает знать их имён. Если, конечно, они разойдутся.
  - Что известно нового?
  Хотелось расспросить обо всём. Почему некоторые полки так рьяно шли за его старшего брата Константина? Его младший брат Михаил лично явился в Московский полк, к солдатам, не успевшим выступить на Сенатскую. при этом его едва не застрелили мятежники. Кто осмелился покуситься на жизнь его брата? Кюхлей его звали? Так говорят рядовые? Конституция? Чтоооо? Продолжайте, Анатолий Петрович, продолжайте. При этом Николай продолжал думать о Мордвинове. Ему уже семьдесят, и он... впрочем, это пока лишь догадки.

Сразу после визита к Владиславу Захарову

  Вопрос "что это было" до сего часа витает в воздухе, пока я иду по морозным улицам Санкт-Петербурга обратно в Зимний дворец. Слышны крики и причитания, конные и пешие солдаты и жандармы повсюду. Уже идут первые аресты. На снегу, тускло освещённом фонарями, остались следы крови. Здесь панически бежали простые жители, когда грянули пушки, и давили друг друга. Потом, после второго залпа, уже бежали солдаты, стоявшие в каре перед памятником основателю города. Сегодня я с раннего утра на ногах. Мы знали, что заговорщики выступят перед коронацией. Заговорщики знали, что мы об этом знаем. И прошлой ночью, когда ещё будущий император Николай Павлович проводил последнее заседание, мы готовились к ранним хлопотам. Ещё ранним утром Сенат присягнул императору, мы сделали всё чтобы Сенат и Синод присягнули прежде чем заговорщики начали действовать. У нас получилось. Много было неразберихи с военными, на мой взгляд, но там я лично был бессилен. Я не состою на военной службе. Да и что там можно было сделать? При мне застрелили героя войны и генерал-губернатора Милорадовича, наши святые отцы пытались уговорить не гневить Бога, и ничего не вышло. Ничего не вышло и у Его высочества, Михаила Павловича. Его едва не постигла участь Милорадовича. Потом попытка развеять строй атакой кирасиров, и тоже безрезультатно. Только пушечная картечь решила дело.
  Я уже подхожу ко дворцу и вижу последствия этой самой картечи. Мёртвых, разумеется, уже погрузили на сани и вывезли с площади. Несмотря на ночную темень, уже меняют окна. На стенах ещё остались следы картечи. Снег залит кровью. Но всё же в городе порядок. Не грабят лавки, нет того хаоса, который описывается в различных книгах. И с меня вновь требуют бумаги на улице подошедшие солдаты. молча протягиваю, молодой унтер читает их, возвращает и я продолжаю путь ко дворцу. В скором времени так или иначе приведут моих доносчиков и соглядатаев, и только я смогу сказать своё веское слово о том, что они никакие не заговорщики, ничего не помышляли дурного против императора, и их показания на допросах будут весьма важные для меня. Кто и где был. Кто такой в гражданском платье стрелял в Милорадовича? Кому в голову взбрела идея назвать жену Его высочества Константина Павловича таким нелепым именем как Конституция? С чьей подачи утром пошли кривотолки о том, что якобы Николай Павлович держит своего брата в заточении, а Константин любит своих солдат и жалует их пятнадцатью годами службы. Я успел опросить только нескольких рядовых из Московского полка, узнал, кто заколол офицера, пытавшегося не дать дороги солдатам идти на площадь. Загадок ещё ой как много, и их предстоит разгадать.
  Я поёжился на морозе. Одежда лёгкая, греет плохо. Хотя бы сытый, и то хорошо. Шурин не дал совсем загнуться от голода. По пути обратно меня остановил патруль солдат, я показал бумаги и отправился дальше во дворец. Город ещё до сих пор погружён в атмосферу страха и ужаса от произошедшего. Не все фонари горят на тёмных улицах. И, чем ближе ко дворцу, тем тяжелее. уже видны пятна крови на снегу, покрывающему камни мостовых. И пустынно. Ещё вчера улицы были полны народа даже в столь позднее время, проезжали кареты, люди разговаривали, смеялись...
  У дверей Зимнего дворца караульный останавливает меня, я снова вытаскиваю бумаги и показываю, меня пропускают. Вспоминаю как я стоял поодаль, слушая, как новый император, Николай Павлович, выходил зачитывать народу манифест. Николаю пришлось сегодня выслушать как радостные возгласы так и крики "самозванец". Спешу далее по коридорам Зимнего дворца, до сих пор похожему на растревоженный улей. Сегодня много чего предстоит сделать по службе, пока до сих пор неизвестно, выплеснется ли бунт за пределы столицы. Хотя уже из первых допросов рядовых мне кажется, что вряд ли. Вспоминаю ещё деталь, что поступали доносы, по которым арестован Пестель, полковник... пока что для меня это ничего не говорит, и, возможно, это даже не моего ума дело. Посмотрим.
  Вижу Любомирского и спешу к нему. Он с кем-то, кого я вижу со спины и пока не замечаю знаков различия. Кто такой же высокий, как и Анатолий Петрович?
  - Ваше Высокопревосходительство! - Громко восклицаю я и только сейчас узнаю в собеседнике Любомирского нового императора. Чувствую как робею и выдаю: - Ваше Высоко... Величество! - От подобной фразы чувствую как самому становится чуть ли не смешно, так совместить слова.